История России с древнейших времен(ч.6)
Следовательно, Иоанн имел полную свободу поступать по совету
тех или других, не находясь под исключительным влиянием какой-нибудь одной
стороны. Когда в 1555 году царь выступил против крымского хана и пришла к
нему весть, что один русский отряд уже разбит татарами, то многие советовали
ему возвратиться, но храбрые настаивали на том, чтоб встретить татар, и царь
склонился на совет последних, т. е. на совет приверженцев Сильвестра, потому
что когда Курбский хвалит, то хвалит своих. Таким образом, мы видим, что
Иоанн в одном случае действует по совету одних, в другом - других, в
некоторых же случаях следует независимо своей мысли, выдерживая за нее
борьбу с советниками. О могущественном влиянии Сильвестра говорят
единогласно все источники; но мы имеем возможность не преувеличивать этого
влияния, установить для него настоящую меру, ибо до нас дошел любопытный
памятник, в котором очень ясно можно видеть отношения Сильвестра и к
митрополиту и к царю. Это послание Сильвестра к митрополиту Макарию по
поводу дела о ереси Башкина: "Государю преосвященному Макарию, митрополиту
всея Русии, и всему освященному собору благовещенский поп Селивестришко
челом бьет. Писал тебе, государю, Иван Висковатый: Башкин с Артемьем и
Семеном в совете, а поп Семен Башкину отец духовный и дела их хвалит; да
писал, что я, Сильвестр, из Благовещенья образа старинные выносил, а новые,
своего мудрования поставил; государь святый митрополит! Священник Семен про
Матюшу мне сказывал в Петров пост на заутрени; пришел на меня сын духовный
необычен и многие вопросы мне предлагает недоуменные. И как государь из
Кириллова приехал, то я с Семеном царю-государю все сказали про Башкина;
Андрей-протопоп и Алексей Адашев то слышали ж. Да Семен же сказывал, что
Матюша спрашивает толкованья многих вещей в Апостоле и сам толкует, только
не по существу, развратно, и мы то государю сказали ж. И государь велел
Семену говорить Матюше, чтоб он все свои речи в Апостоле изметил; но тогда
царь и государь скоро в Коломну поехал и то дело позалеглось. А про Артемья,
бывшего троицкого игумена, сказывает Иван, что мне с ним совет был; но до
троицкого игуменства я его вовсе не знал; а как избирали к Троице игумена,
то Артемья привезли из пустыни; государь велел ему побыть в Чудове, а мне
велел к нему приходить и к себе велел его призывать и смотреть в нем всякого
нрава и духовной пользы. В то же время ученик его Порфирий приходил к
благовещенскому священнику Семену и вел с ним многие беседы пользы ради;
Семен мне пересказывал все, что с ним говорил Порфирий; я усумнился, позвал
Порфирия к себе, дважды, трижды беседовал с ним довольно о пользе духовной и
все пересказал царю-государю. Тогда царь-государь богом дарованным своим
разумом и богорассудным смыслом ошибочное Порфириево учение и в учителе его,
Артемии, начал примечать". Здесь, с одной стороны, видна высокая степень
доверия, которою пользовался Сильвестр: его посылал царь к Артемию испытать,
годится ли последний занять место троицкого игумена; но, с другой стороны,
ясно видно, что Сильвестр должен был обо всем докладывать Иоанну и тот сам
распоряжался, как вести дело, сам вникал в него и своим разумом и смыслом
подмечал то, чего не мог заметить Сильвестр; когда Иоанн уезжал из Москвы,
дела останавливались. Как же после этого можно буквально принимать слова
Иоанна и думать, что Сильвестр владел государством, оставляя ему одно имя
царя? Всего страннее предполагать, чтоб человека с таким характером, какой
был у Иоанна, можно было держать в удалении от дел! Наконец, мы считаем за
нужное сказать несколько слов о поведении Иоанна относительно крымского хана
после сожжения Москвы Девлет-Гиреем, потом относительно короля шведского и
особенно относительно Батория; неприятно поражает нас этот скорый переход от
гордости к унижению; мы готовы и по своим понятиям имеем право видеть здесь
робость. Но мы не должны забывать разности понятий, в каких воспитываемся мы
и в каких воспитывались предки наши XVI века; мы не должны забывать, как
воспитание в известных правилах, образованность укрепляют нас теперь, не
позволяют нам обнаруживать этих резких переходов, хотя бы они и происходили
внутри нас. Но люди веков предшествовавших не знали этих искусственных
укреплений и сдерживаний и потому не стыдились резких переходов от одного
чувства к другому, противоположному; эту резкость переходов мы легко можем
подметить и теперь в людях, которые по степени образования своего более
приближаются к предкам. Притом относительно Иоанна IV мы не должны забывать,
что это был внук Иоанна III, потомок Всеволода III; если некоторые историки
заблагорассудили представить его вначале героем, покорителем царств, а потом
человеком постыдно робким, то он нисколько в этом не виноват. Он предпринял
поход под Казань по убеждению в его необходимости, подкреплялся в своем
намерении религиозным одушевлением, сознанием, что поход предпринят для
избавления христиан от неверных, но вовсе не вел себя Ахиллесом: сцена в
церкви на рассвете, когда уже войска пошли на приступ, сцена, так просто и
подробно рассказанная летописцем, дает самое верное понятие об Иоанне,
который является здесь вовсе не героем. Иоанн сам предпринимал поход под
Казань, потом под Полоцк, в Ливонию по убеждению в необходимости этих
походов, в возможности счастливого их окончания, и тот же самый Иоанн спешил
как можно скорее прекратить войну с Баторием, ибо видел недостаточность
своих средств для ее успешного ведения: точно так как дед его, Иоанн III,
сам ходил с войском под Новгород, под Тверь, рассчитывая на успех
предприятия, и обнаружил сильное нежелание сразиться с Ахматом, потому что
успех был вовсе неверен. Таковы были все эти московские или вообще северные
князья-хозяева, собиратели земли.
Но если, с одной стороны, странно желание некоторых отнять у Иоанна
значение важного самостоятельного деятеля в нашей истории; если, с другой
стороны, странно выставлять Иоанна героем в начале его поприща и человеком
постыдно робким в конце, то более чем странно желание некоторых оправдать
Иоанна; более чем странно смешение исторического объяснения явлений с
нравственным их оправданием. Характер, способ действий Иоанновых исторически
объясняются борьбою старого с новым, событиями, происходившими в малолетство
царя, во время его болезни и после; но могут ли они быть нравственно
оправданы этою борьбою, этими событиями? Можно ли оправдать человека
нравственною слабостию, неуменьем устоять против искушений, неуменьем
совладать с порочными наклонностями своей природы? Бесспорно, что в Иоанне
гнездилась страшная болезнь, но зачем же было позволять ей развиваться? Мы
обнаруживаем глубокое сочувствие, уважение к падшим в борьбе, но когда мы
знаем, что они пали, истощив все зависевшие от них средства к защите; в
Иоанне же этой борьбы с самим собою, с своими страстями мы вовсе не видим.
Авторские права принадлежат Соловьеву С.М.. Здесь книга представенна для ознакомления.