История России с древнейших времен(ч.6)
Есипов выкинул даже из первообраза своей летописи ссылку на другую
летопись: "Инии же поведают летописцы, яко призваша их (Ермака с товарищи) с
Волги Строгановы и даша им имения" и проч. Есипов понимал, что здесь каждое
слово-вещь невозможная, и потому просто пишет, что Ермак с товарищами сам
пришел с Волги в Сибирь. Другая летопись неизвестного автора. Она повторяет
многое, что есть у Есипова, но еще более, чем Есиповская летопись, округляет
периоды, увеличивает их объем вставочными предложениями и всюду блестит
цветами красноречия, употребляя обороты и выражения, которые обличают
составление ее в позднейшее время, чем летопись Есипова, не говоря уже про
промахи против грамматики славяно-церковного языка, под который составитель
летописи очень старался подделаться. Все эти обстоятельства заставляют не
давать ей той веры, которую внушает к себе летопись Есипова, а кой-какие
особенности усугубляют это недоверие и возлагают обязанность подвергнуть ее
строгой критике. Занявшись с самого начала ознакомлением читателя с
важностью значения именитых пермских солеваров в государственном быту,
задолго до появления Ермака на сцене, летопись неизвестного автора выпускает
из царских грамот все те выражения, которые могут навести на след к правде,
и всеми силами старается выставить Ермаковых козаков существами, непохожими
на обыкновенных людей этого разряда: его козаки не воры (в тогдашнем
значении этого слова), а сладенькие витязи, всегда готовые плакать от
умиления; они не обыкновенные смертные, которых неприятель может при случае
разбить в битве и одолеть силою, а почти всюду победоносные герои; автор так
и хлопочет, чтоб отстранить какую-нибудь неделикатность со стороны
покорителей, и каждому поступку их придает вид самого строгого приличия,
хотя бы для этого нужно было переиначить события. Подобного рода пристрастия
повели за собой и другого рода ошибки: автор выводит события, не
подтверждаемые никакими официальными актами, и прибавляет, где только
возможно, то, что может дать важный блеск имени Строгановых. Карамзин в 670
примечании к IX тому своей Истории и Есиповскую и Строгановскую летописи-обе
называет древнейшими и достоверными; в 664 примечании к тому же тому он
безусловно объясняет, что следует Строгановской летописи, а почему он именно
ей следует, этого он не заблагорассудил открыть нам, а в 644 примечании к IX
же тому Строгановскую летопись он называет достовернейшею всех иных и
сочиненною, вероятно, около 1600 года. Эти слова не заслуживают никакого
вероятия уже потому, что Строгановская летопись в самом начале говорит о
Сибирской архиепископии, тогда как первая архиепископия учреждена там не
ранее 1621 года, и в самом конце говорит о строении городов и церквей, об
очищении "всея Сибирския земли", о проповеди евангельской во всех концах
Сибири и о распространении христианства между инородцами, что и заставляет
нас относить эту летопись по крайней мере ко второй половине XVII столетия;
может быть, даже она и еще позже составлена".
Всякий, сравнивавший летописи Есипова и Строгановскую, согласится с
нами, что отзыв о способе изложения событий в обеих, отзыв, который мы
находим в исследовании г. Небольсина, мог произойти не иначе как вследствие
какого-нибудь случайного смешения автором обеих летописей, принятия одной
вместо другой: иначе невозможно объяснить, как, например, автор позволил
себе сказать, что летопись Есипова излагает происшествия просто, внятно, без
претензий на ученость! Стоит только заглянуть в главу III, VI, VIII, чтоб
прийти к высказанному нами предположению о смешении автором обеих летописей:
неужели это не претензия на ученость, говоря о Сибири, толковать об Италии,
говоря о Кучуме, наполнять целую главу толками о Моисее? И можно ли найти
что-нибудь подобное в Строгановской летописи? Перед нами две летописи:
составитель одной обнаруживает явное пристрастие к своему герою Ермаку, для
чего умалчивает о призвании его Строгановыми; составитель другой
рассказывает события на основании источников несомненных, именно царских
грамот, и приводит вполне эти грамоты-которого из двоих мы должны
предпочесть? Неужели мы должны обличать последнего в пристрастии к
Строгановым за то только, что он упоминает об участии их в деле Ермака,
основываясь на царских грамотах, прямо говорящих об этом участии?
Следовательно, Строгановская летопись должна быть предпочтена всем другим
известным летописям сибирским по своим источникам, по согласию известий
своих с источниками, неоспоримо достоверными. Но если бы даже мы и не знали
значения источников Строгановской летописи, то и тогда мы должны были бы
предпочесть ее Есиповской, ибо Строгановская объясняет нам явление вполне
удовлетворительным образом, указывая на постепенный ход, связь событий:
колонизуется страна, соседняя с Сибирью; колонизаторам по обыкновению даются
большие права; по особенным условиям новонаселенной страны богатые
колонизаторы должны взять на себя обязанность защищать собственными
средствами свои поселения, строить острожки, содержать ратных людей; само
правительство в грамотах своих указывает им, откуда они могут набрать ратных
людей-из охочих козаков; эти козаки особенно становятся им нужны, когда они
намереваются перенести свои промыслы и за Уральские горы, во владения
сибирского салтана, для чего у них есть царская грамота, и вот они призывают
толпу охочих козаков с Волги и отправляют их в Сибирь. Что может быть для
историка удовлетворительнее этого повествования? А нас хотят уверить, что
гораздо удовлетворительнее, сообразнее с делом отвергнуть свидетельство
царских грамот об участии Строгановых в покорении Сибири и признать, что
толпа козаков сама по себе бросилась с Волги за Уральские горы и покорила
Сибирь! Но, основываясь на источниках достоверных, на царских грамотах,
составитель Строгановской летописи, быть может, действительно увлекся,
обнаружил явное пристрастие к Строгановым и тем дал право исследователю
заподозрить повествование? Действительно, г. Небольсин упрекает составителя
Строгановской летописи, что он выпускает из царских грамот все те выражения,
которые могут навести на след к правде; г. Небольсин не заблагорассудил
подтвердить справедливость своего упрека, не привел ни одного такого
выпуска; причина ясна: их нет! Г. Небольсин упрекает также нашего летописца
в искажении характера Ермаковых козаков, которые будто бы представлены
сладенькими витязями, всегда готовыми плакать от умиления; но во всей
летописи встречаем только раз известие, что Ермак пред решительным делом,
когда многие козаки были испуганы, со слезами увещевал их молиться богу; но
если б даже летописец и несколько раз заставлял козаков своих плакать, то
разве г.
Авторские права принадлежат Соловьеву С.М.. Здесь книга представенна для ознакомления.