История России с древнейших времен(ч.4)
Иоанн послал уговаривать Александра, чтоб не выступал в поход против
молдавского господаря. Александр отвечал: "Мы надеемся, что брат наш,
великий князь, больше желает добра нам, зятю своему, чем Стефану воеводе".
Но родство было только на словах: и зять и тесть в сношениях; своих с
иностранными владетелями действовали явно друг против друга. Посылая к Елене
с жалобами, что муж ее возбуждает против него Швецию и татар, Иоанн наказал
послу: если Елена скажет, что Александр посылал в Орду и в Швецию по своим
делам, а не для того, чтоб возбуждать их против Москвы, то отвечать ей, что
он именно посылал в Орду наводить Ахматовых сыновей на Иоанна и
Менгли-Гирея, с чем посылал в Швецию, и то в Москве известно; если она
хочет, то отец пришлет ей грамоты ордынские, да и о том объявит, с чем муж
ее посылал к шведскому правителю Стену Стуру. Александр с своей стороны
упрекал Иоанна за сношения с Менгли-Гиреем, клонившиеся ко вреду Литве.
Помирившись с Александром и выдавши за него дочь, Иоанн объявил об этом
Менгли-Гирею, прибавив: "А я, в чем тебе дал слово, что в наших грамотах
записано, на том и теперь стою; другу твоему я друг, а недругу недруг".
Менгли-Гирей сначала подивился такой перемене в отношениях Москвы к Литве, -
перемене, происшедшей без его ведома, но кончил просьбою: "Прошенье мое
такое: мисюрский султан прислал шатер писаный и шитый, узорчатый, даст бог,
в вешние дни буду в нем есть и пить, так надобны серебряные чары в два ведра
хорошей работы да наливки серебряные: прошу их у тебя. Чтоб наливка не мала
была, смотря по чаре, доброй бы работы наливка была; твоя, брата моего,
любовь ночью и днем с сердца не сойдет; серебряную чашу меду за твою, брата
моего, любовь всегда полную пьем; у нас такой чары сделать мастера доброго
не добудешь, а у тебя мастера есть". Иоанн послал сказать хану: "Мы говорили
литовским послам, чтоб и с тобою князь их был в мире; а не известили тебя о
нашем союзе с Литвою потому, что была зима. Если помиришься с литовским, то
очень хорошо, а если он с тобою не помирится или, помирившись с нами и с
тобою, друг станет опять нам недругом, тогда мы с тобою перешлемся и будем
делать по совету, как нам будет пригоже". С другим послом Иоанн велел
сказать хану еще яснее: "Если теперь Александр с тобою помирится, то ты дай
нам знать; если и не помирится, то ты также дай нам знать, а мы с тобою,
своим братом, и теперь на него заодно".
Между тем частые сношения между Москвою и Литвою не прерывались:
Александр все требовал, чтоб отданы были земли, захваченные Иоанновыми
подданными у Литвы по заключении уже мира, требовал высылки общих судей для
решения споров между пограничниками, требовал, чтоб тесть, по договору,
помирил его с Менгли-Гиреем и Стефаном, которые, толкуя о мире, опустошают
его волости. Иоанн отвечал: "Мы посылали к зятю говорить о том, что он имя
наше пишет не так, как следует по мирному договору, о церкви, которой он не
строит для жены своей, о панах и паньях греческого закона, которых он к ней
не приставляет, а он в ответах своих обо всех этих начальных, больших делах
ничего нам не говорит, он требует, чтоб мы, по договору, помирили его с
Менгли-Гиреем и Стефаном молдавским, а сам договора не соблюдает. Но мы,
памятуя наше свойство, что наша дочь за ним, посылаем к Менгли-Гирею и
Стефану, чтоб помирились с Литвою, хотя бы нам и непригоже было посылать,
когда он из крестного целования выступает. Александр просит о съезде бояр на
границах и срок назначает; мы этого сами давно хотим, чтоб нашим боярам, с
его панами съехавшись, обидным делам на обе стороны управу учинить и грамоты
написать; но боярам нашим как в грамотах писать наше имя, когда брат наш и
зять не хочет писать его как следует по мирному договору? Когда он начальные
дела нам по докончанию исправит, тогда мы и пошлем бояр на съезд".
Таким образом, для Иоанна большими, начальными делами был титул
государя всея Руси и построение для Елены церкви греческого закона. В ноябре
1497 года Иоанн послал в Литву Микулу Ангелова, который должен был сказать
от него Елене: "Я тебе приказывал, чтоб просила мужа о церкви, о панах и
паньях греческого закона, и ты просила ли его об этом? Приказывал я к тебе о
попе да о боярыне старой, и ты мне отвечала ни то ни се. Тамошних панов и
паней греческого закона тебе не дают, а наших у тебя нет: хорошо ли это?"
Ангелову дан был наказ - дознаться: когда идет у великой княгини Елены
служба, то она на службе стоит ли? Елена отвечала Ангелову: "О церкви я била
челом великому князю, но он и мне отвечает то же, что московским послам; поп
Фома не по мне, а другой поп со мной есть из Вильны очень хороший. А боярыню
как ко мне из Москвы прислать, как ее держать, как ей с здешними сидеть?
Ведь мне не дал князь великий еще ничего, чем кого жаловать; двух-трех
пожаловал, а иных я сама жалую. Если бы батюшка хотел, то тогда же боярыню
со мною послал; а попов мне кого знать? Сам знаешь, что я на Москве не
видала никого. А что батюшка приказывает, будто я наказ его забываю, так бы
он себе и на сердце не держал, что мне наказ его забыть: когда меня в животе
не будет, тогда отцовский наказ забуду. А князь великий меня жалует, о чем
ему бью челом, и он жалует, о ком помяну. А вот которая у меня посажена
панья, и теперь она уже тишает". В грамоте к отцу Елена писала, что муж не
дает следующих ей волостей потому, что тесть побрал у него много земель
после заключения мира.
Понятно, что Александр не хотел построить для жены православной церкви,
не хотел окружать ее людьми православного исповедания, ибо понятно, как
духовенство католическое и паны литовские латинского исповедания должны были
смотреть на то, что их великая княгиня была греческой веры. Александр, давая
знать римскому двору о браке своем с Еленою, обманул его насчет грамоты о
вере, данной Иоанну, писал, что он обещал тестю не принуждать жены к
принятию католицизма, если она сама не захочет принять его, следовательно,
указывал на свою прежнюю грамоту, которая была отвергнута Иоанном. Но что
значила для папы присяга, данная некатолику? И Александр VI отвечал
литовскому князю, что совесть его останется совершенно чиста, если он
употребит все возможные средства для склонения Елены к католицизму; только в
1505 году папа Юлий II позволил Александру жить с иноверною женою в ожидании
смерти отца ее, который уже очень стар, или в ожидании какого-нибудь другого
обстоятельства. Поэтому неудивительно, что в 1499 году подьячий Шестаков
прислал к вяземскому наместнику, князю Оболенскому, письмо следующего
содержания: "Здесь у нас произошла смута большая между латинами и нашим
христианством: в нашего владыку смоленского дьявол вселился, да в Сапегу
еще, встали на православную веру.
Авторские права принадлежат Соловьеву С.М.. Здесь книга представенна для ознакомления.