История России с древнейших времен(ч.5)
Ян Ходкевич, бывший прежде протестантом,
также вследствие иезуитского противодействия и стараний Коммендоне обратился
в католицизм. Коммендоне теперь нужно было только помирить Сиротку
Радзивилла с Ходкевичем, что было сделать легко, ибо личной вражды между
ними, как у Фирлея со Зборовским, не было. Приготовивши сильные средства для
избрания короля-католика в Польше и Литве, Коммендоне начал внушать, что
всего лучше выбрать одного из сыновей императора Максимилиана в Литве, и
Радзивилл и Ходкевич были согласны на это: Радзивилл - по давней связи
своего рода с австрийским домом, Ходкевич - из боязни, чтоб выбор не пал на
царя московского, к которому он питал сильное нерас положение,
предводительствуя постоянно литовскими войсками, действовавшими против
Москвы. Но Радзивилл и Ходкевич одни не могли помешать избранию царя или
царевича московского: еще в 1564 году Коммендоне доносил в Рим, что все
жители Киева благоприятствуют московскому государю по причине веры; по
смерти Сигизмунда-Августа он доносил также о движении православного
народонаселения в Литве в пользу царя московского; до нас дошла любопытная
статья, составленная аббатом Джиованнини, в которой исчисляются все
побуждения к избранию московского царя и все препятствия к этому:
препятствует избранию царя, во-первых, то, что он постоянно враждовал с
Короною Польскою и оскорблял ее тем, что завоевал два княжества в Литве;
вторым препятствием служит греческая вера, им исповедуемая; третьим -
суровость нрава, жестокое обращение с боярами; будут препятствовать ему
также император германский и султан турецкий; каждый из них боится иметь его
в соседстве, особенно турок, который не захочет иметь в соседстве государя
могущественного и воинственного и, что всего опаснее, государя греческой
веры, способного, следовательно, возбуждать греческое народонаселение к
восстанию против турок; наконец, препятствует выбору царя у поляков мысль,
что средоточие и величество целого государства перенесутся в Москву.
Напротив, к выбору царя побуждают: его могущество, возможность доставить
безопасность и спокойствие Литве; сходство языка и обычаев; одни враги -
татары и Германская империя; пример Ягайла, великого князя литовского,
который, будучи избран в короли, из врага Польши и язычника стал другом и
христианином. Пример того же Ягайла заставляет надеяться, что царь более
будет жить в Польше, чем в Москве, ибо северные жители всегда стремятся к
южным странам; притом же стремление расширить или охранить свои пределы на
юго-западе, в стороне Турции или Германской империи, заставит царя жить
более в Польше; можно обязать его клятвою не нарушать законов и прав
польской шляхты, как было сделано с Ягайлом. Что же касается до греческой
веры, то протестанты не обращают на это никакого внимания; притом же
государь московский хотел некогда соединиться с латинскою церковию. Наконец,
у него много денег, посредством которых он может приобрести себе много
доброжелателей.
Так думали сначала в Польше, но потом согласнее были на выбор царевича
Феодора, чем самого царя; этим выбором удовлетворялось православное
народонаселение; он не был противен протестантам; Литва приобретала
безопасность со стороны Москвы, а между тем избавлялась от непосредственных
отношений к Иоанну, которого характер был известен в Польше, еще известнее -
в Литве. Давши знать царю чрез гонца Воропая о смерти Сигизмунда-Августа,
польская и литовская рады тут же объявили ему о желании своем видеть
царевича Феодора королем польским и великим князем литовским. Иоанн, по
обычаю, сам отвечал Воропаю длинною речью: "Пришел ты ко мне от панов своих
польских и литовских и принес мне от них грамоту с извещением, что брат мой,
Сигизмунд-Август, умер, о чем я и прежде слышал, да не верил, потому что
нас, государей христианских, часто морят, а мы все, до воли божией, живем.
Но теперь уже я верю и жалею о смерти брата моего; особенно же жалею о том,
что отошел он к господу богу, не оставивши по себе ни брата, ни сына,
который бы позаботился об его душе и о теле по королевскому достоинству.
Ваши паны польские и литовские теперь без главы, потому что хотя в Короне
Польской и Великом княжестве Литовском и много голов, однако одной доброй
головы нет, которая бы всеми управляла, к которой бы все вы могли прибегать,
как потоки или воды к морю стекают. Не малое время были мы с братом своим,
Сигизмундом-Августом, в ссоре, но потом дело начало было клониться и к
доброй приязни между нами. Прежде чем приязнь эта окончательно утвердилась,
господь бог взял его к себе; за нашим несогласием бусурманская рука высится,
а христианская низится, и кровь разливается. Если ваши паны, будучи теперь
без государя, захотят меня взять в государи, то увидят, какого получат во
мне защитника и доброго государя, сила ногайская тогда выситься не будет; да
не только поганство, Рим и ни одно королевство против нас не устоит, когда
земли ваши будут одно с нашими. В вашей земле многие говорят, что я зол:
правда, я зол и гневлив, не хвалюся, однако пусть спросят меня, на кого я
зол? Я отвечу, что, кто против меня зол, на того и я зол, а кто добр, тому
не пожалею отдать и эту цепь с себя, и это платье". Тут Малюта Скуратов
прервал его. "Царь и государь преславный! - сказал он. - Казна твоя не
убога, в ней найдешь, кого чем подарить". Иоанн продолжал: "Паны польские и
литовские знают о богатстве деда и отца моего, но я вдвое богаче их казною и
землями. Неудивительно, что ваши паны людей своих любят, потому что и те
панов своих любят; а мои люди подвели меня к крымским татарам, которых было
40000, а со мною только 6000: ровно ли это? Притом же я ничего не знал: хотя
передо мною и шли шестеро воевод с большими силами, но они не дали мне знать
о татарах; хотя бы моим воеводам и трудно было одолеть такого
многочисленного неприятеля, однако пусть бы, потерявши несколько тысяч своих
людей, принесли ко мне хотя бич или плеть татарскую; я и то с благодарностию
бы принял. Я не силы татарской боялся, но видел измену своих людей и потому
своротил немного на сторону от татар. В это время татары вторглись в Москву,
которую можно было бы оборонить и с тысячью человек; но когда большие люди
оборонять не хотели, то меньшим как было это сделать? Москву уже сожгли, а я
ничего об этом не знал. Так разумей, какова была измена моих людей против
меня! Если кто и был после этого казнен, то казнен за свою вину.
Авторские права принадлежат Соловьеву С.М.. Здесь книга представенна для ознакомления.