История России с древнейших времен(ч.5)
В Думе прямо объявили о необходимости заключить перемирие с королем,
чтоб иметь возможность поуправиться с Казанью и Крымом. Одним из первых
распоряжений правительства по смерти Василия было отправление сына боярского
Челищева в Крым с известием о восшествии на престол Иоанна. Челищев должен
был бить челом Саип-Гирею, чтоб пожаловал нового великого князя, учинил его
себе впрок братом и другом, как великий князь Василий был с Менгли-Гиреем;
посол должен был также сказать хану: "Если дашь шертную грамоту, то большой
посол, князь Стригин-Оболенский, уже ждет в Путивле с большими поминками и
немедленно пойдет к тебе". Но, суля неопределенно большие поминки за шертную
грамоту, Челищев по-прежнему не должен был ничего давать в пошлину, не
должен был давать клятвы, что великий князь будет присылать хану поминки
уроком.
В генваре отправлен был Челищев в Крым, а в мае татары уже разоряли
русские места по реке Проне, но были прогнаны. Скоро, однако, в самом Крыму
встала усобица между ханом Саип-Гиреем и старшим по нем из Гиреев-Исламом;
Орда разделилась между соперниками, и это разделение было очень полезно для
Москвы, ибо хотя оба хана следовали прежним разбойничьим привычкам и ни от
одного из них нельзя было надеяться прочного союза, однако силы разбойников
были разделены. Ислам дал обещание королю стоять с ним заодно на всех
неприятелей, следовательно, и на московского великого князя и в то же время
прислал в Москву с предложением союза; но разумеется, главная цель посылки
была требование казны: "Которую казну ты к Саип-Гирею послал, ту казну
пришли мне: меня царем учинил турский султан, так ему надобно послать много
поминков". В Москве действительно сочли за лучшее послать казну к Исламу,
потому что нерасположение Саипа было слишком явно: он пограбил Челищева и
всех его людей. Князь Стригин-Оболенский получил вследствие этого приказ
ехать из Путивля в Крым к Исламу с большими поминками; очень вероятно, что
Оболенский не хотел ехать в Крым, зная, что обыкновенно терпели там
московские послы, и он искал всякого рода отговорок, но та, которую он
нашел, очень любопытна для нас; он писал великому князю: "Ислам отправил к
тебе послом Темеша; по этого Темеша в Крыму не знают и имени ему не ведают;
в том бог волен да ты, государь: опалу на меня положить или казнить меня
велишь, а мне против этого Исламова посла, Темеша, нельзя идти". Великий
князь положил на Оболенского опалу и вместо его велел идти в Крым князю
Мезецкому. Начались пересылки с обычным характером: московское правительство
требовало от Ислама шертной грамоты, деятельного союза против Литвы; Ислам
требовал денег, жаловался, что великий князь не исполнил отцовского
завещания, по которому будто бы Василий в знак дружбы отказал ему, Исламу,
половину казны своей. В августе 1535 года, когда полки московские шли на
защиту Северской стороны от литовцев, крымцы напали на берега Оки, были
отражены, но отвлекли московские силы от Северской стороны и облегчили
королевскому войску взятие Гомеля и Стародуба. Исламовых послов задержали за
это в Москве, но хан отговорился, что воевал московские области не он, а
Саип, и послов выпустили. С московскими людьми в Крыму поступали
по-прежнему; посол Наумов писал к великому князю: "Приехали к Исламу твои
козаки, и вот князья и уланы начали с них платье снимать, просят соболей; я
послал сказать об этом Исламу, а князья и уланы пришли на Ислама с бранью:
ты у нас отнимаешь, не велишь великому князю нам поминков присылать; а Ислам
говорил: какое наше братство! Нарочно великий князь не шлет к нам поминков,
не хотя со мною в дружбе и в братстве быть; а князьям сказал: делайте, как
вам любо! И они все хотят козаков твоих продать". В Москве, наоборот,
старались избегать всякого повода к жалобе со стороны хана: так, когда в
Новгороде Северском крымского посла в ссоре покололи рогатиною, то виновники
были отосланы головою в Крым к хану. Крымского посла при представлении два
раза дарили платьем, сам великий князь подавал ему и товарищам его мед, но
требовалось, чтоб посол против государева жалованья на колени становился и
колпак снимал.
Скоро сношения с Крымом получили для Москвы новое значение. Московский
отъезжик, князь Семен Бельский, видя, что дела Сигизмундовы с Москвою идут
вовсе не так хорошо, как ему хотелось и как он обещал в Литве, отпросился у
короля в Иерусалим, будто бы для исполнения обета, но вместо того стал
хлопотать в Константинополе, как бы поднять султана и крымцев на Москву в
союзе с Литвою: с помощию турок и Литвы ему хотелось восстановить для себя
не только независимое княжествo Бельское, но и Рязанское, потому что он
считал себя по матери, княжне рязанской (племяннице Иоанна III),
единственным наследником этого княжества по пресечении мужеской линии князей
рязанских. По заключении уже мира с Москвою Сигизмунд получил от Бельского
письмо с уведомлением, что султан взялся помогать ему, приказал Саип-Гирею
крымскому и двоим пашам, силистрийскому и кафинскому, выступить с ним в
поход, что у пашей этих может быть более 40000 войска, кроме Саип-Гирея,
людей его и козаков белгородских; писал, чтоб и Сигизмунд высылал своих
великих гетманов со всеми войсками в Московскую землю; просил также короля,
чтоб дал ему лист, за которым бы мог безопасно приехать в Литву для своих
дел и безопасно отъехать, и чтоб король позволил людям, живущим в имениях
его, Бельского, в Литве, ехать к нему в Перекоп.
Королю это письмо было вовсе не ко времени, ибо война с Москвою уже
прекратилась; он отвечал Бельскому: "Ты отпросился у нас в Иерусалим для
исполнения обета, а не сказал ни слова, что хочешь ехать к турецкому
султану; когда сам к нам приедешь и грамоту султанову к нам привезешь, тогда
и сделаем, как будет пригоже. Ты просишь у нас грамоты для свободного
проезда в Литву, но ведь ты наш слуга, имение у тебя в нашем государстве
есть, так нет тебе никакой нужды в проездной грамоте: все наши княжата и
панята свободно к нам приезжают; слуг же твоих мы немедленно велели к тебе
отпустить".
В Москву о происках Бельского дал знать Ислам-Гирей, выставляя при этом
свое доброхотство к великому князю; он писал, будто Саип-Гирей известил
султана, что Ислам более не существует, и вследствие этой вести начались
приготовления к походу с князем Бельским, собрано было 100000 войска, но
когда Бельский, приехав в Белгород, узнал здесь, что Ислам жив, и дал знать
об этом султану, то последний сказал: "Если только Ислам жив, то нашему делу
статься нельзя".
Авторские права принадлежат Соловьеву С.М.. Здесь книга представенна для ознакомления.